В начале было не слово, а звук

Группа Theodor Bastard. Фото: Зурабиани Максим.

Концерт легендарной  российской группы Theodor Bastard пройдет в пятницу, 1 апреля, в 00.00 в Овальном зале Дома братства Черноголовых в рамках шоу-кейса ÜleHeli&FatcatRecords/130701 present.

Сотни раз Александру Старостину приходилось объяснять, почему же его сценическое имя – Фёдор Сволочь, а ведь группа, если перевести, так и называется – Theodor Bastard.

«Фёдор Сволочь – это моя лицедейская маска, сущность человека на сцене. У индейцев есть такое поверие, что когда ты берешь имя врага, то ты отнимаешь у него его силу», – говорил он раньше. Сегодня Фёдор Сволочь считает вопрос «почему» уже риторическим, а название самоироничным, с элементом стёба и авангарда. Самоирония – прекрасное качество!

– Дискография питерской группы Theodor Bastard ведет свою историю с 1996 года. С удовольствием сегодня слушала вашу последнюю музыку на YouTube (о выпуске нового видео «Кукушка» написали вроде бы все прогрессивные российские культурные СМИ), так вот ваши новые песни мне кажутся прохладными, отрешенными, но при этом есть ощущение, похожее на то, когда попадаешь в магазин с павлово-посадскими шалями. Там продавщицы, которые проводят целые дни среди интенсивных принтов и орнаментов, находятся в состоянии транса. И вы туда же?

– Мы всегда старались не переходить грань, где любовь к этнике перерастает в ряженую пошлость в виде девиц в кокошниках, отплясывающих где-то на телевизионном новогоднем огоньке. Надеюсь, у нас это получилось. Что касается транса, некоторые современные психологи верно говорят, что человек находится в трансе с рождения. Многие вещи человек делает автоматически. Надеюсь, наша музыка нас самих и слушателей как раз из транса и выводит.

– И при этом, описывая вашу группу, музыкальные критики используют эпитеты «дикость», «первобытность», а вашу солистку с небесным голосом, Яну Веву, называют «ведьмой».

– «Первобытность» – хорошее слово, оно где-то рядом с «первозданностью». Ведь изначально мы все рождаемся с чистым и незамутненным сознанием, и только потом оно покрывается толстой мутной пленкой повседневности. Мне кажется, Янин голос, его тембр, подача исходят из какой-то такой глубинной первозданности. Задача многих духовных учений – пробудить человека от бытового транса, заставить выйти из заученной ситуации, выйти за пределы своего «я». Сложная задача. Ведь звук это, прежде всего, вибрация, волна. Как говорят современные квантовые физики – природа вселенной волновая. А значит звук – это фундаментальная основа всей материи, всего нашего земного существования.

– То есть в начале было не слово, а звук?

– Слова – это фильтр между восприятием и миром. Язык, казалось бы, удобная форма коммуникации, но с его помощью мы оперируем штампами, ограничивающими наше сознание и восприятие. Я говорю «стул», вы представляете себе стул. Это один и тот же стул? Нет! Мы думаем, что понимаем друг друга, но при этом говорим о совершенно разных вещах! Поэтому Яна так часто в своих песнях обращается к глоссолалиям (произнесение в состоянии экстаза слов, лишенных смысла – прим. ред.), к абстрактному тексту или автоматическому письму, когда текст перестает восприниматься в обычном ключе.

– Поговорим о музыкальных инструментах. В вашей музыке звучат гусли, дарбука, конгас, джамбеи, дафы, виолончель. Вы за этим всем ездите в экспедиции?

– У нас очень большая коллекция инструментов, многие привезены из поездок по России, Ирану, Сирии, Ливану и даже Африки и Китая. Мне кажется важным впитывать традиции непосредственной передачей, через инструмент мастера. Важно и интересно послушать, как местные музыканты играют. И тогда становится очевидно, что, в сущности, у многих инструментов и традиций одна природа и одни корни.

– А вот этот тибетский инструмент, сделанный из берцовой кости человека…

– Он называется канглинг. Это тибетский инструмент, традиция изготовления которого уходит корнями в тибетский шаманизм и религию бон. Мы с большим трепетом относимся к нему, с собой в поездки не берем и не станем делать из этого шоу.

– А что везете и каким составом едете?

– Классическим составом из пяти человек на сцене. На наших концертах можно услышать русские гусли, виолончель, тибетский дунчен, китайскую флейту баву, а еще множество различной перкуссии и ритуальных барабанов. Я люблю этнические инструменты за то, что они не выпускаются конвейером, они делаются мастерами штучно и со знанием дела. Вся моя любовь к этномузыке имеет много объяснимых крайностей и по звуку, и по традициям, и по форме, и по содержанию.

– Насколько вам важен визуал?

– Нам всегда казалось, что наши концерты должны быть театрализованными, сейчас важная часть нашего шоу – видеоинсталляция, специально разработанная под каждую песню, уникальный видеоарт, засинхронизированный с музыкой и управляемый ударами по электронным триггерам.

– Как вас только не называли: и русским Pink Floyd, и неофолк-, и эмбиент-, и трип-хоп-группой. И готическим роком. Так что же/кто вы на самом деле?

– Пусть каждый человек решает это в меру своего музыкального багажа. Говорить о стиле – это сознательно следовать клише. Вся беда современной музыки именно в этом: в оголтелой эклектике и использование чужих клише. Наш коллектив всегда придерживался идеологии полистилистики, теорию которой в свое время разрабатывал Шнитке. Полистилистика не хаотичное надергивание чужих идей, а попытка адаптировать различные музыкальные традиции в одном контексте. Это сложная творческая задача.